Отец Серафим умел не видеть и не слышать того, что мешало главному, но человека видел, понимал, сочувствовал и стремился помочь, как мог, при этом не говоря ничего лишнего. Вообще многословия он не любил, даже таких привычных, особенно в монашеской среде, слов, как «простите» и «благословите» без меры и смысла. Не любил и бесконечных «Спаси вас, Господи», где надо и где не надо. Об этом сам говорил, разбирая груды писем на столе в своей келии. Отец Серафим говорил четко, определенно и только по делу. Все замечал, но не спешил тут же высказывать недовольства, часто вполне законного. Вряд ли кто-нибудь мог сказать, что видел его раздраженным или подавленным. Он всегда был ровным, спокойным, внимательным, несуетливым, и легко и быстро ходил, несмотря на возраст.